Руслан Тотров вспоминает уроки жизни от легендарного Саныча
В последний раз Айрапетова я слышал в самом начале января. Позвонил он с новостью печальной, а потому был предельно подавленным, без привычного своего куражного драйва.
Подумалось тогда: «Надо бы, наконец, забежать к Санычу, а-то все собираюсь, но откладываю». Не успел, жизнь, как это обычно и бывает, распорядилась иначе.
Когда сегодня закадычный коллега Тохсыров сообщил о том, что легендарного Айрапетова больше нет, я впервые за 20 с лишним лет задался вопросом «а сколько же ему лет?», полез в Википедию и буквально обомлел. Как 78? Да не может быть!
Говорить о нем в прошедшем времени решительно невозможно, как невозможно и не улыбаться, вспоминая наставника и друга, а еще его хлесткие, круто приперченные формулировки – в разговорном жанре пленных Айрапетов не брал.
Саныч долгие годы для нас был человеком чуть-чуть за 50, ну ладно, чуть за 60 в последнее время. Да, хворал временами, мучился ногами, но этот задор, эти непередаваемые интонации совершенно молодого льва и, конечно, истории.
О, эти айрапетовские истории! С непременным ворохом пикантных деталей, острых, что твоя опасная бритва, формулировок и неизменным хлестким резюме в конце, когда благодарные слушатели разве что не ревут уже от восторга.
И бравурной кодой высшая степень похвалы от Айрапетова: «Этот — один из сильнейших!»
***
Первый урок в профессии Саныч преподал мне во время первой же нашей с ним публичной встречи. Шел странный для «Алании» 98-й, когда вчерашние чемпионы ни шатко ни валко катились по турнирной дистанции. Игра клеилась так себе, тренер Газзаев суровел от тура к туру, а мы, юные корреспонденты, наоборот расправляли плечи и сыпали острыми, как нам тогда казалось, вопросами на послематчевых пресс-конференциях.
После очередной невзрачной домашней ничьей (уже и не помню, с кем играли) я зачем-то привязался к Георгиевичу с защитником Санаевасом и остальными его соотечественниками:
— Для чего «Алания» выбрала литовский вектор в своей трансферной политике?
Ответил мне не Газзаев, а, внезапно, Айрапетов:
— Вы, молодой человек, сейчас явно собой гордитесь. Такие термины используете: «вектор», «трансферы». Только одно забыли. Говорит в Вас сейчас болельщик, а не журналист. Вместо того, чтобы потрудиться и разобраться в игровой модели команды, Вы решили привязаться к географии. А еще ученик Ирины Таболовой и сын такого отца…
В зале пресс-конференций моментально стало тихо как на стадионе в Питере, где «Алания» годы спустя играла с «Зенитом» на абсолютно пустом стадионе, и Герман Кутарба в той звенящей тишине смачно вспомнил матушку главного арбитра.
Саныч знал, куда бить. Это был ушат ледяной воды по самолюбию начинающего репортера. Кажется, даже сам великий и ужасный Газзаев в тот момент задумался: «А что у нас с этой игровой моделью?»
***
Сразу скажу, что это был первый и последний раз, когда со мной говорил настолько серьезный Айрапетов. Мы как-то очень быстро нашли общий язык, и Саныч переключился в режим иронизирующего наставника, если хотите.
Причем, советы он давал все больше по части женщин, а не журналистики:
—С писаниной своей ты и сам разберешься, в крайнем случае Таболова поможет, а вот с девицами – это ко мне, я всё подскажу.
Это были святые футбольные 90-е, когда «Алания» билась на полях Саратова, Нижнего, Самары, а мы, молодые корреспонденты, в красках описывали ее баталии. По большей части мучительные. На матчи обычно отправлялись вместе с Вадимом Тохсыровым, уже глубоко седым, но еще не главным редактором «ОсНовы».
Прилетали за день до игры и вечером всегда выбирались на променад по центральной улице. На прогулку часто выходил и Саныч:
—Пройдусь с мастерами острого пера, а-то затянет вас трясина и ослепят огни большого города.
Как-то в Самаре, степенно передвигаясь вниз по набережной, Айрапетов не выдержал:
—Послушайте, на кой черт вам этот матч сегодня вечером?
Коллега Тохсыров почти насупился, не почуяв подвоха:
— Ну как, Андрей Александрович? Это же «Алания», да и отчет писать надо будет для газеты.
Саныч хмыкнул и царственным жестом обвел окрестности:
— Пока молодые, не отчеты строчите, а налаживайте отношения с женщинами Поволжья, понял?
Ах, это фирменное айрапетовское «понял?» вместе с тычком локтем под ребра! Честное слово, это был один из лучших советов в моей жизни. В тохсыровской, уверен, тоже.
***
Хотя знавал я и другого Саныча, не острого на язык балагура, а человека невыносимой грусти.
Как-то раз он позвал нас с Измаилом Бзаровым, коммерческим директором «Алании», к себе в пресс-центр на втором этаже стадиона. Был Айрапетов неожиданно серьезен лицом, даже и не думая подтрунивать над «вечно подающими надежды», как он любил нас называть:
—Вы не сильно заняты сейчас? Можете меня кое-куда отвезти ненадолго?
Да хотя бы и надолго, едва ли не хором ответили мы. Нам же только за счастье, Андрей Саныч!
Сели, едем. Айрапетов негромко уточнил маршрут:
—Измаил, мне нужно на «Электроконтактор».
Ого, прикидываю, там же ничего, кроме кладбища нет, что Саныч на этот раз задумал, интересно? И точно, приезжаем прямиком на кладбище. Айрапетов ведет нас тенистыми аллейками вглубь этого царства безмолвия. Наконец, выходим к аккуратному надгробию, и я все понимаю. Саныч поворачивается ко мне и говорит и глухим, тихим голосом:
— У сына сегодня годовщина, Русик. Совсем молодым он ушел… Мне трудно одному сюда приходить, поэтому и попросил вас. Дайте минут десять, ладно?
Мы отошли поодаль, а он стоял над могилой чуть склонившись и грусти в тех глазах было столько, что никакими витиеватыми оборотами не передать…
***
Дружить Саныч умел филигранно, причем, с десятками и десятками людей одновременно. Но один из айрапетовских конфидентов все равно выделялся, что Empire State Building в Нью-Йорке 30-х. Легендарный Борис Дзасохов, извечный администратор «Алании» и главный рок’н’ролльщик всея российского футбола.
Вечерами накануне матчей, когда все дела уже переделаны и приходит долгожданный покой, Боря начинал философствовать и ударяться в воспоминания. Особенно когда рядом были благодарные слушатели в лице юных журналистов и сам Айрапетов:
— Андрей Саныч, — Борис очень любил непременно вовлечь того в процесс, — А Вы еще помните, почему меня во времена бурной студенческой молодости называли Птицей?
Ответить Айрапетов не успел, потому как Борин вопрос оказался риторическим.
— Так вот, — немедленно продолжил Дзасохов, — Я ведь был единственным настоящим рокером и диск-жокеем в городе в те времена. Носил волосы еще длиннее, чем сейчас, и проводил сумасшедшие дискотеки в университете. А вы, мои молодые друзья, должны понимать, что у каждого диск-жокея есть своя фишка. У меня была вообще фантастическая – в разгар вечеринки я включал Deep Purple и начинал танцевать вот так.
Боря на удивление легко выскочил из глубокого уютного кресла и изобразил замысловатый танец. Он действительно походил на кондора, кружащего над Огненной Землей в поисках добычи.
— Вот поэтому меня и прозвали Птицей, — горделиво заключил Дзасохов.
Я решил тут же уточнить детали у всегда острого на язык Айрапетова:
— Это правда? У Борика была такая бурная молодость? Дискотеки, хард рок, толпы фанаток?
— Ага, бурная, – мгновенно включился Саныч, — Как пересохший Терек… До сих пор весь город ходит в панике и удивляется, куда делись Птица и весь хард рок вместе с ним! Где, мол, этот пострадавший?
Я готов был биться об заклад, что дружбу этих двоих не в силах прервать даже смерть. Оказалось, в силах…
***
Нет больше той «Алании» девяностых и нулевых вместе с ее победами, поражениями, триумфами и драмами. Закончили карьеры все мои приятели-футболисты. И только Саныч, даром что уже не работал в клубе, все равно был здесь и на острие атаки. Живое воплощение золотого века осетинского футбола. Человек-легенда.
Нет, я решительным образом не готов говорить об Айрапетове в прошедшем времени и ни в коем разе не хочу оплакивать его смерть. Напротив, я всегда буду праздновать жизнь. Жизнь одного из сильнейших.
