О чем мечтает и как живет в колонии особого режима террорист из группировки Шамиля Басаева
"Полярная сова". Романтичное название самой таинственной колонии России. Место легендарное и пугающее. Все, кто хоть немного знаком с его историей, неприятно содрогаются лишь при упоминании названия. Ею пугают, ее боятся, про нее снимают фильмы.
Колония за полярным кругом, где содержатся самые опасные преступники современной России. Маньяки, террористы, рецидивисты. Содержатся пожизненно. Содержатся так строго, что заключенные, узнав о переводе в "Полярную сову", готовы покончить с собой.
Один из этих заключенных – Нурпаши Кулаев. Тот самый единственный выживший участник группировки Шамиля Басаева, захватившей школу №1 в Беслане 1 сентября 2004 года. По официальной версии Нурпаши - единственный выживший участник нaпaдения на школу в Беслане. Известно, что он после штуpмa пытался выйти из здания, смешавшись с бегущей толпой. Но был опознан бывшими зaлoжникaми и задержан спецслужбами.
На встречу с террористом
Идем по коридору, чтобы попасть в комнату, где обычно с заключенными работает психолог. Там меня уже ждет Нурпаши Кулаев, говорят сопровождающие. Меня торопливо заводят в помещение. Тут же по левую руку начинается торопливое перечисление зазубренных фраз: имя, фамилия, статьи. Произнесены они были уже тысячи раз, будут сказаны еще больше. "Пожалуйста, остановитесь, не надо", — обрывают Кулаева, перечисление бы заняло слишком много времени.
И вот он перед тобой. Опасность. Угроза. Это остро чувствуется, несмотря на то, что он заперт в клетке. Перед тобой тот, на плечах которого "висит" больше 300 жизней. Жизней детей, женщин, стариков. Что от него ждать? О чем он думает? Желает ли он мне смерти? Он улыбается. Но эта улыбка из клетки смотрится зловеще.
Кулаев выглядит уставшим. Ему 38 лет, но годы, проведенные в "Полярной сове", не прошли бесследно. На лице появились нехарактерные для его возраста морщины. Это взрослый мужчина, где-то с проседью. Взгляд цепкий и пронзительный.
Кулаев начинает сбивчиво, речь прерывистая и дерганая, чувствуется, что общается он не так часто:
— Скоро будет 12 лет, как я нахожусь в "Полярной сове". Состояние пока нормальное, но такие условия содержания на любого бы давили, это же не дом.
Мы с ним говорим о многих вещах. Постепенно его речь становится увереннее. Он рассказывает о быте, с кем в камере, как себя чувствует:
— Я все время хочу на волю. Я же человек (смеется). Я же не в тюрьме родился. Человек не создан для таких условий. Да, я согласен, что не заслужил этого. По крайней мере за Беслан… Беслан – это уже не мое.
Свой рассказ он вел без особенных проявлений эмоций. Ни восторгов, ни сожалений. Простое повествование, тихое изложение прошлого. За окном светило солнце и было тепло. Но в комнате после его слов все потускнело, повеяло холодом.
VIDEO1
Кулаев понурым взглядом обводит помещение, клетку. Было тяжело понять, что он чувствует, но угадывалось огорчение. В этот момент закрались мысли о том, что очень хочется покинуть "Полярную сову". Просто выйти за ворота и глубоко вдохнуть теплого северного воздуха:
— Я верующий человек, верю, что все происходит по воле господа. Я себя знаю, знаю себе цену. Если бы мне сейчас сказали: есть выбор – жить ради своих родственников или расстрел, по желанию, я бы умолял, чтобы не расстреляли. Потому что мои родственники ждут меня. Выйду я или нет — не имеет значения. То, что я живой, для них уже радость. Как я могу лишить их этого?
Логично напрашивается вопрос, почему он не подумал о своих детях, когда направился в Беслан:
— Вам легко говорить. Но там уже ничего не выбираешь. Другого выбора нет. Если один раз попал в бандгруппу, выбора больше нет. Видите, я вышел из нее и докуда доехал.
Перед поездкой к Кулаеву читал много историй о том, что заключенные не хотят находиться с ним в одной камере, считая его самым кровожадным преступником в колонии. Он отвечает, что содержится еще с двумя заключенными:
— В душу к другим не лезу, но сам не замечал, чтобы кто-то боялся. Я уже больше 150 человек пересидел (улыбается). Конечно, здесь люди разные, но я не интересуюсь их делами: за что они сидят, что они делали. Потому что после этого будет тяжело с ними существовать.
Уточняю: что, в прессе публиковалась ложь? Он тут же заявляет:
— Я вообще по жизни неконфликтный человек. Не люблю это.
При этих словах вспоминаю, что привело его в "Полярную сову". Только обвинение Кулаеву читали два дня. Столько времени ушло на перечисление жертв теракта. Спрашиваю Нурпаши о людях, погибших в здании школы. Он спокойно отвечает:
— Слава богу, я к этому не причастен.
Условия заключения Кулаева - самые тяжкие. Он может передвигаться только в наручниках, ему разрешено видеться с редкими посетителями только через целых две решетки. Ему разрешено общение с прессой, которой Нурпаши не раз давал интервью. И при этом на тяготы тюремной жизни Кулаев не жалуется:
— Здесь вполне можно жить, вовсе не aд земной, как я думал. Здесь я первый раз, например, поел макароны. У нас дома такого не было, я кушал лишь бараний шашлык да свежую зелень.
Интересно, что Кулаев ест исключительно то, что имеется в тюремном меню. От каких-либо передач и посылок с воли Нурпаши наотрез отказался. Как и от свиданий с близкими родственниками. Считает, что так бережет их нервы. Кстати, дома в Чечне у него осталась жена Жанна и двое детей. Иногда они пишут Нурпаши короткие письма, а вот пользоваться сотовым и вообще любым телефоном ему запрещено:
— Я раскаиваюсь в том, что совершил. Тогда шла война и я полагал, что нахожусь на войне. Сейчас я стараюсь не вспоминать лица тех детей Беслана.
Нурпаши жалуется также на отсутствие каких-либо физических занятий:
— Эх, шил бы что-то, да и то не дают!
Говорит, что придумал собственную особую гимнастику, которая позволяет ему сохранять физическую форму даже в тюрьме. А еще выступает против высшей меры:
— Я за отмену "Вышки". Если человек оказался в заключении здесь, в "Сове", то это еще не значит, что он не желает жить. Надо всегда обстоятельно смотреть, как такое дело случилось с конкретным человеком, где и в каких условиях он вырос, почему с ним такое случилось...
Общение с Кулаевым длилось больше часа. Все это время он находился в клетке, где кроме него едва умещались две дощечки — одна для сидения, вторая для рук. Он не проявлял волнения, негодования или злости. Был совершенно спокоен. На протяжении всей беседы рядом находились двое сопровождающих от УФСИН, но их он не замечал.
Когда вопросы закончились, в крохотную комнату вошли три или четыре конвоира. Кулаева увели.
Где умрет бесланский террорист
ИК-18 "Полярная сова" — исправительная колония особого режима, в которой содержатся осужденные к пожизненному лишению свободы. Есть участок строгого режима и участок колонии-поселения для мужчин и женщин. Она находится за полярным кругом в поселке Харп. Место здесь живописное, с реками и горами, невероятными пейзажами. Пейзажами, которые более 340 заключенных "Полярной совы" никогда не увидят.
Сначала заходим в помещение видеоконтроля. 12 огромных экранов, передают картинку около 300 камер наблюдения. Ими покрыта вся территория, "мертвых зон" нет. Контролем перекрыты все камеры, запираемые помещения, коридоры, комнаты для обыска, места, где даже теоретически могут быть совершены противоправные действия. Как в отношении сотрудников колонии, так и против осужденных. Также в колонии есть датчики движения, сигнализации.
Надзор ведется круглосуточно. Стоит в камере пожизненно осужденных появиться хоть намеку на конфликт, дежурный предупредит, попросит успокоиться. Эта связь работает и в обратную сторону. Пожизненно заключенный всегда может обратиться к дежурному.
Спрашиваю у психолога колонии Владимира Каруева:
— Случаются ли конфликты между заключенными?
— Бывают, но редко, все заканчивается словесной перепалкой, драк не бывает.
Вообще, за душевным состоянием заключенных следят трепетно, в день психолог принимает 10-12 человек, старается уловить изменения в настроении осужденных:
— Все заключенные разные, в том числе и по характеру преступления. У них сиюминутное настроение. Тот же Нурпаша Кулаев может неделю не смотреть в мою сторону. При этом работа психолога строится на согласии, если осужденный не согласен, я не имею права заставить его говорить.
Перед проходом на территорию колонии короткий инструктаж. Телефоны остаются под замком. Дальше без связи с внешним миром. Полностью доверяешься сотрудникам. Досмотр на проходной. Не жесткий, но доскональный.
Контроль пройден. Шаг, и ты на территории. Казалось бы, за спиной лишь одно административное здание, а за ним свобода. Не верится, что она так близка, но в то же время так далека. Каково это, жить до конца дней с этим осознанием? Эта мысль не отпускает.
Рядом пять-шесть сотрудников "Полярной совы". Они не отходят практически ни на шаг на территории колонии, просто молча идут рядом. Они не высказывают опасений, но напряжение чувствуется. Место опасное. По правую руку — участок строго режима, по левую — особого, здесь содержатся пожизненно осужденные.
Отличительная черта этого места — клетки, заборы, колючая проволока и тишина, прерываемая лишь возгласами "здравствуйте, гражданин начальник!". Будешь проходить рядом с одним и тем же заключенным хоть тысячу раз, ровно столько же раз он повторит "здравствуйте, гражданин начальник". Через несколько минут от этого становится не по себе. Время здесь словно замерло. Нет ничего, что указывало бы на его движение. Даже ночь здесь не сменяет день, а дождь, кажется, идет лениво и нерасторопно.
Сначала мне любезно предлагают посмотреть, где работают, чем занимаются и что едят заключенные. Идем в пошивочный цех. Я спрашиваю у сопровождающих:
— Пожизненно осужденные тоже могут здесь работать?
— Нет. Передвижение пожизненно лишенных свободы по территории колонии минимально, оно проходит под усиленным надзором, выход из камер минимален, если только на прием к врачу, прогулку и на беседу с сотрудниками тех или иных служб. А так все остальное время они находятся в камерах.
Как позже рассказал осужденный на пожизненный срок, в камере они проводят по 22 часа в сутки.
Двигаясь к теплице, где заключенные выращивают овощи и зелень, проходим мимо футбольной площадки. Она также вся обтянута колючей проволокой и решетчатым забором. Вдоль площадки деревянный забор, на нем рисунки с флагами и эмблемой столичного "Спартака". Мне объясняют:
— Что вы хотели, у нас содержатся заключенные со всей России, в том числе из Москвы.
По пути встречаем пестро разрисованные заборы, рядом с ними самодельные прудики и тележки. Это заключенные сделали своими руками для конкурса. Нарисованы горные пейзажи и леса. Нарисована воля, которой они лишены.
Под крылом полярной совы
В самом начале участка для пожизненно осужденных встречает легендарная полярная сова. Скульптура выполнена в виде хищной птицы, которая пикирует в погоне за добычей. Жертва еще даже не понимает, что через несколько мгновений ее ожидает погибель. Очень символично.
Как рассказывают сопровождающие, большая часть пожизненно заключенных долго не осознает, что свободы им никогда не видеть, они живут призрачной надеждой на освобождение. Это то самое мгновение до момента, когда жизнь вцепится мертвой хваткой и придет это зловещее понимание — это конец.
На участке четыре двухэтажных корпуса, где содержатся пожизненно лишенные свободы. В камерах они в основном находятся по двое или трое. Есть, правда, и одиночное содержание.
В коридорах корпуса прохладно. По обе руки — камеры. Людей не слышно, висит мертвая тишина. Лишь временами слышится звон металлических дверей. Коридор преграждают решетки. На каждой висят таблички с напоминанием закрыть их на два оборота.
На дверях таблички с именами заключенных и преступлениями. Маньяки, террористы, убийцы, живодеры. Три жертвы. Две. Убиты девушки. Растерзаны дети. Настоящие комнаты страха. Вот только угроза в них реальная, а не бутафорская.
Койка, столик, намертво приделанный к стене, шкаф, тумба, емкость с питьевой водой, раковина. Из бытового — кружка, кипятильник, бритвенные принадлежности. На потолке лампа, закованная в решетку, на противоположной от входа в камеру стене окно, тоже в решетке. Таков быт того, кто никогда не увидит свободы.
На этом разнообразие заканчивается. Общение только с сокамерниками, обращаться к сотрудникам колонии можно лишь для решения вопросов. Можно читать или писать, не более. И так каждый день. Из новинок для этих людей — уединенный туалет. Ни интернета, ни мобильных телефонов, ни электрических бритв… Почти все то, что в обычной жизни стало обыденностью, многие осужденные даже не видели.
Раскаиваюсь, но наказание жестоко
После общения с Нурпаши Кулаевым снова лязгнул железный засов. Пугающий звук. Звук неволи.
За окном по-прежнему светило солнце. Но от мыслей о Беслане, о словах Кулаева, что он не заслужил такого наказания, все казалось темным и мрачным. Повисла тишина. Сопровождающие тоже молчали. Каждый обдумывал что-то свое.
Кулаев охотно шел на контакт, отвечал на все вопросы, рассказывал много нового, того, что не говорил раньше из страха за жизнь родных. Но из-за содержания этих откровений вышел тяжелый диалог. Кулаев ушел, оставив после себя грустные мысли. Мысли о разбитых жизнях, искалеченных судьбах, погибших детях.
Вспомнились и его слова о том, что привело его в "Полярную сову":
— Я лишь однажды отказал не тому человеку и вот куда пришел.
Одна ошибка, и такие последствия.
