Руслан Тотров – о причинах и уроках народного бунта во Владикавказе в 1981 году
39 лет назад, такой же красно-желтой осенней порой, как и сейчас, Северная Осетия пережила стремительную народную революцию. Стремительную и безжалостную к своим детям.
Я настаиваю на определении «Великое Осетинское Восстание» - именно так, с заглавными буквами в каждом слове, чтобы в сознании сразу же рождались правильные и совершенно заслуженные ассоциации.
Это был 1981 год, а, значит, советский режим был все еще непоколебим, возведенной в абсолют. До какого отчаяния надо было дойти, чтобы отчаянно бунтовать в таких условиях? Сколько подобных восстаний вы насчитаете в истории СССР? То-то и оно, что пальцев одной руки хватит, причем, возможно, даже и руки президента Ельцина. Почему? Ну, вы и сами прекрасно понимаете, почему: уровень репрессий в ответ был совершенно предсказуем и одной только мысли о последствиях хватало, чтобы не рыпаться и безнадежно терпеть.
И тем не менее осетины вышли на главную площадь Орджоникидзе и показали власти такую кузькину мать, что разгонять бунтовщиков пригнали целую свору карателей из внутренних войск, так что сотни участников Восстания остались искалеченными физически и морально – давайте не забывать и о неправдоподобно жестоких судебных приговорах постфактум.
Хорошо, скажете вы, так почему же люди Осетии в едином порыве пришли к зданию обкома КПСС и разгромили его к чертям собачьим после того, как республиканские власти во главе с Биларом Кабалоевым полностью самоустранились, отказавшись вести диалог с народом?
Полагаю, что причина как раз в этой самой осетинской власти, которая своим бездействием и довела людей до лютого отчаяния. Такого, когда даже осознание гарантированно жестоких санкций не останавливает от крайних мер, от, казалось бы, немыслимого.
Да, я настаиваю на том, что осенью 81-го главные виновники коллапса, обрушившегося на Северную Осетию, находились далеко не в Москве, а непосредственно в Орджоникидзе. Понимаю, что это очень неудобная и даже неприглядная правда, sed magis amica veritas!
Давайте просто вспомним, что предшествовало Восстанию. В конце семидесятых-начале восьмидесятых в Осетии буйным цветом расцветал проект так называемой интеграции ингушского населения – от развития социальной инфраструктуры в Пригородном районе до негласных, но неизменных преференций, связанных с трудоустройством.
Параллельно по республике прокатилась волна жестоких убийств осетин ингушами: история насчитывает более 20 таких расправ в 1979-1981 гг., причем жертвами, как правило, становились таксисты.
В сознании осетин все вернее укреплялось ощущение: «Что-то здесь не так, почему наша власть безмолвствует? А что, если руководители республики заинтересованы в том, чтобы защищать ингушские интересы?»
В такой обстановке социальный взрыв был, полагаю, неминуем. «Выстрелом Гаврилы Принципа» стало очередное убийство осетинского таксиста, 28-летнего жителя Камбилеевского Казбека Гаглоева (с ним жестоко расправились в с. Плиево Назрановского района ЧИАССР). Гроб с телом молодого человека принесли прямо на площадь перед обкомом, а дальше балом правил эффект снежного кома.
Ну а теперь возвращаемся к тем, кого я считаю основными виновниками трагедии 1981-го, к осетинской номенклатуре во главе с Биларом Кабалоевым.
Люди, вступившие в жестокую конфронтацию с властью и силовиками, были доведены до отчаяния, очевидно, не только калейдоскопом безнаказанных убийств осетин ингушами, но и тотальным, по их разумению, коллаборационизмом осетинских руководителей.
Народ, и это очень важно, предъявил жесткие, прямые и неистово справедливые претензии не абстрактному советскому режиму или партии, а непосредственным начальникам республики. Как сказал мне один из невольных участников тех событий:
– До 1981 года уровень самоуправления вполне позволял не делать из своего народа коллективного «терпилу», создавая ингушам режим наибольшего благоприятствования в ущерб осетинским интересам. В том, что произошло, виновата прежде всего этническая осетинская номенклатура того времени.
И это действительно так. Безусловно, интеграционный ингушский проект был санкционирован официальной Москвой, но претворять его в жизнь Кабалоев и компания ринулись со рвением задорных стахановцев, наплевав на свой собственный народ. Еще один мой собеседник, очевидец Восстания, грустно резюмировал:
– В этой воображаемой школе никто не стоял с пистолетом у виска Кабалоева и не заставлял его быть лучшим учеником в истории. Много было и обратных примеров. Однако первый секретарь осетинского обкома решил иначе. Я точно знаю, что две трети вины за произошедшее – персонально на Кабалоеве. Значительная часть от оставшейся трети – на осетинских властях всех уровней, включая милицию. И только в остатке – вина Москвы.
Ну а дальше все было предсказуемо: жестокий разгон митингующих, трехдневные столкновения народа с карателями из внутренних войск и закономерные для тех условий репрессии.
VIDEO1
Нарекая главными виновниками осетинских партийных бонз, я должен быть последовательным – речь идет о событиях, предшествовавших кровавому октябрю 81-го. А вот то, что случилось сразу после – это уже преступление той самой Москвы, союзного Центра, против народа Осетии. Там, наверху, быстренько изобрели жупел в виде осетинского национализма и под этой маркой начали процесс уже открытой дискриминации осетин на их же собственной земле. Речь о так называемой «одинцовщине», одной из самых позорных страниц нашей новейшей истории, когда Северной Осетией руководил заезжий партийный гастролер Владимир Одинцов.
Какие уроки мы извлекли из Великого Осетинского Восстания? Хороший и одновременно непростой вопрос. Факт жизни – Советского Союза давно нет, но эта тема все еще остается табуированной, и каждое новое политическое руководство республики старательно не замечает одну из главных страниц новейшей истории своего народа. Полагаю, тому есть объяснение: взращенные советской идеологией и пораженные вирусом нового российского унитаризма руководители Осетии как огня боятся любых проявлений народной пассионарности. Даже в ретроспективе!
При этом, безусловно, страдает историческая память. Называя вещи своими именами, ее попросту выхолащивают. Как и в случае с геноцидом 1920 года, когда грузины уничтожили до 8% жителей Южной Осетии, Великое Осетинское Восстание обретается где-то на задворках коллективного бессознательного: вроде бы что-то произошло, возможно, даже судьбоносное, но очертания размыты донельзя, а детали заретушированы.
Как следствие, мы живем в одно время сразу с несколькими поколениями людей, практически ничего не знающих о судьбоносных и трагических страницах собственной истории. Если не выводить Восстание в публичное пространство с безжалостностью истых летописцев, его ждет незавидная участь, попросту говоря, полное забвение. А еще – отмирание важных клеток национальной памяти, если хотите. И это будет безусловным преступлением против подвига осетинского народа в 1981-м.
