Молодой осетинский командир, несмотря на тяжелое ранение, вновь спешит к боевым товарищам.
Командир разведовательно-штурмового батальона «Сармат» «Дикой дивизии Донбасса» добровольческого корпуса России Владимир Наниев ("Че Гевара") – о роковом бою в Курской области, солдатских матерях в госпиталях и наёмниках из-за рубежа.
- За время нахождения на СВО вы получили 5 ранений. Крайнее стало судьбоносным. Помните тот день?
- Это было 13 сентября прошлого года в Курской области. Нам поступила задача расчистить населенный пункт и закрепиться. Мы должны были отрезать украинских боевиков от захваченных территорий, чтобы у них не было возможности вызвать подкрепление и получать снабжение. В северной части работала 810 бригада – морпехи, южная часть досталась нам. Мы постепенно проходили улица за улицей, закреплялись. Потом завязался серьезный бой. Противник был в нескольких метрах. Когда мы закрепились в этой точке, на нас пытались накатить, чтобы выбить нас из населенного пункта. В какой-то момент они 2 часа держали нас в полукольце, по нам стреляли отовсюду. Было тяжело, но мы все равно справились.
К тому времени у меня уже было двое раненных, еще один человек погиб. Боеприпасы тоже заканчивались. Я дал команду, чтобы они собрались и раненого забрали с собой. А сам с двумя бойцами решили заскочить еще в один блиндаж. По пути к нему был подвальчик, который мы не заметили. Я дал команду закинуть туда гранаты, и в этот момент оттуда по мне ударила очередь из автомата. Это были бронебойные пули. Где-то нерв задели, где-то кость раздробило. Меня сразу свалило. Из левой ноги кровь вытекала как из дуршлага. Сразу же ее жгутом перетянул. И взялся за правую, но руки были в крови, они скользили, и я уже не мог делать перевязку. Один из боевиков выпрыгнул из подвала и продолжил стрелять в мою сторону. Его ликвидировали. Затем товарищи подбежали ко мне оказать помощь. Когда уже зачистили этот подвал, выяснилось, что там было 4 человека.
Меня начали эвакуировать. Надо было идти очень далеко. Но парни справились, они несли меня на руках.
- Вы были в крайне тяжелом состоянии, буквально на грани жизни и смерти. Что помогло выкарабкаться?
- Я почти истек. Крови почти не осталось. Я немел из-за этого. Скорее всего, помогли выжить силы всевышние.
- Помните первые минуты, когда пришли в себя и осознали случившееся?
- Я не терял сознания. Ни в этот раз, ни во время предыдущих ранений. Страшно не было. Ведь изначала понимал, на что иду. Такой исход был ожидаем. И до этого я много раз был на грани смерти. Поэтому для меня эта ситуация необычной не была. Когда боль пришла, тогда уже стало невыносимо. Она была очень сильной, к тому же из-за кровопотери очень слабо себя чувствовал, ничего не мог сделать.
- Как боролись с отчаянием на фоне тяжелого ранения?
- Отчаяния и не было. Я думал о парнях. В это время шли активные бои. Но в момент, когда меня ранило, когда выносили, было дико спокойно.
- Понимание, что жизнь теперь другая, - это настоящее испытание. Кто помогает вам преодолевать его?
- Да нет, не поменялась жизнь. Восстановление было очень тяжелым. Раньше я слышал о фантомных болях, которые бывают при потере конечностей. Но я не понимал, что это, пока не испытал на себе. Это просто невыносимо: ты чувствуешь боль, которая была в момент ранения. И эта боль на ноге, которой уже нет. Психологически это тоже тяжело выносить. Не помогают ни обычные обезболивающие, ни даже наркотические. Поэтому было дико тяжело.
- Как родные пережили ваше ранение?
- В Осетии какая-либо информация распространяется быстро. До них донесли, что мне ампутировали ногу. А у меня и вторая нога была ранена – сквозное ранение. Поэтому по видеозвонку я просто показывал правую ногу. Более-менее удалось успокоить родных. Но скрыть такую информацию надолго не получилось. Когда мама узнала, она позвонила меня поддержать, говорила, что «все будет хорошо, мы вместе, держись». И в этот момент, возможно, к ней пришло спокойствие, что меня есть чем остановить. После предыдущих ранений меня пытались переубедить не возвращаться на фронт, но они понимали, что это бессмысленно, и что у них не получится.
«Волонтеры в госпиталях очень близко воспринимают нашу боль»
- Реабилитация продолжается?
- Врачи рекомендуют, чтобы я продолжил реабилитацию. Потому что тот срок, за который я встал на ноги, чуть ли не рекордный. За такое время обычно не встают. Я же встал на ноги за 2 месяца. Уж очень хотел ходить.
- Как в больницах и госпиталях относятся к раненым бойцам? Рассказывали, что многие волонтеры буквально не отходят от них.
- Волонтеры действительно искренне относятся к своему делу. Их доброе отношение не наигранно. Это очень тяжелый труд, на который не все пойдут. Я не смог бы. Они отдают бойцам свою жизнь: бросают работу, надолго оставляют детей, близких и помогают по сути незнакомым людям. Людям, которые капризничают, проявляют недовольство, иной раз даже грубят. Это психологически тяжело принимать. Но они все переносят. Они очень близко принимают к сердцу. Им действительно бывает жалко каждого бойца, поэтому пытаются подбирать нужные слова и мотивировать.
- Смогли бы описать портрет больничного волонтера?
- Это женщина средних лет. Добрая, заботливая, которая относится к раненому бойцу как к ребенку.
«Я в долгу перед своими бойцами. Должен вернуть их матерям»
- Что будете делать с нереализованным потенциалом командира? В чем дальше себя видите?
- Я никогда не видел себя командиром, вообще в военной сфере не представлял себя. Уважаю эту профессию, но никогда не хотел быть в ней. Но сейчас такое время, что это надо делать вне зависимости от желания. У меня два высших образования: юриспруденция и международные отношения. Я с портфелем должен ходить. Но для меня человек, защищающий родину, воин - это авторитет. Близко по духу. В событиях, которые происходили и в Северной, и в Южной Осетии принимали участие члены моей семьи. Я знал об этих событиях из первых уст. Видел реальную картину через них. У меня немало знакомых, которые в те непростые времена защищали Осетию. И знаете, они встали на защиту бескорыстно, не относясь к происходящему как к потенциальному трамплину для будущей жизни. Сейчас это простые люди, которые не имеют никаких наград. Некоторые говорят, что это не наша война. Это не так. Это наше общее дело, с которым мы должны справиться вместе.
- В РИА «Новости» выходил материал о бойце, который оставшись без ноги, вернулся на СВО, чтобы делиться опытом в качестве инструктора штурмовых саперов.
- Должность командира отряда до сих пор закреплена за мной. Я возвращаюсь на свою должность. Командир отряда ведь не только тот, кто воюет, там очень много работы. Меня тянет обратно. Чувствую груз ответственности за своих людей, которые остались там, перед их семьями, матерями. Я должен сделать все, чтобы максимально сохранить их жизни.
- В годы ВОВ большее количество погибших было среди совсем молодых солдат, реже погибали бойцы постарше, потому что воевали с холодной головой. Сейчас все так же?
- Да. У большинства молодых бойцов меньше опыта, у них нет представления об опасности в тех или иных ситуациях, они выполняют задачи на духе. Более опытные, постарше знают, как нужно действовать в той или иной ситуации.
FOTO6
«Порой украинцы от страха до последнего держат автомат»
- Наш враг, похоже, за эти годы тоже поднабрался опыта?
- ВСУ - это очень серьезный противник, его нельзя недооценивать. Украинские военные очень хорошо оснащены, тоже приобрели боевой опыт. У них иностранные инструкторы, которые собирают опыт других армий. Все это нужно учитывать. В бою надо очень хорошо думать, разрабатывать все варианты, когда вступаешь с ними в бой. Они не стоят на месте, придумывают новые схемы. Но и мы заматерели.
На их стороне воюет много наемников. Мы и документы собирали у двухсотых. Среди них были и американцы. Я не говорю, что это люди из действующих армий иностранных государств, но это выходцы из этих структур. Лично мне попадались наемники из США, доказательства у нашего руководства. Также были из Польши и Латинской Америки. Во время моего последнего боя мы взяли одного пленного, он выжил, хотя у него вытекли глаза. Его товарищи бросили. Они забрали с собой несколько трупов – как раз наемников.
- Самому приходилось пленных брать?
- Да. У меня по пленным принципиальная позиция: мы прекрасно понимаем, что на стороне противника есть люди, которые не хотят воевать, их заставляют. Зачастую бывает такое, что они от страха до последнего держат автомат, из-за этого и погибают. Мой батальон, по возможности, когда для нас это не представляет опасности, предлагает им сдаться. Некоторые складывают оружие. Я к такому человеку отношусь уже не как к противнику, а как к солдату, который просто хочет жить.
- Какое отношение у российских военных к пленным?
- Очень гуманное. У них отличное питание, телевизор, душ, тепло, им предоставляют новую одежду. Они имеют возможность раз в день звонить родным.
- Удается ли сохранять хладнокровие к пленным даже если минуту назад он стрелял по вам?
- Мне удается. Но человеческий фактор тоже присутствует. Конечно, у бойцов есть злость к ним, и их можно понять, ведь они видят смерти своих товарищей. Думаю, будь их воля, мстили бы за боевых друзей.
- Ваш батальон воевал и в Авдеевке, и в Часовом Яре. Насколько военные события в Курской области отличаются от основного направления СВО?
- На Курском направлении нам встречались очень опытные бойцы. Когда мы их подбивали, находили документацию, подтверждающую принадлежность к силам спецопераций Украины. Находили бумаги, планшеты с очень важной информацией. Это точно были не простые бойцы. Там, где у меня случился последний бой, были серьезные люди. Я бы сказал, что это самый тяжелый враг, который мне попадался. Но именно бой в Курской области мне был больше интересен, там и иностранных трофеев больше.
Парень лет тридцати
- Каков портрет типичного осетинского бойца на СВО?
- Это обычный парень лет 30-ти, который не боится врага. и который готов на горячую голову идти воевать. Порой это часто и губит. Но, несмотря ни на что, никто ни о чем не жалеет, потому что каждый думает о том, чтобы не посрамил отцовскую честь, честь своей нации.
- Какие цели на ближайшее время себе ставите и чем собираетесь заниматься после окончания СВО?
- Хочу все делать на благо Осетии. Не знаю, в какой сфере, у меня много чего получается, и что-то уж точно найду для себя.
- Ваши сослуживцы вас поддерживают? Держите связь с ними?
- Каждый день на связи.
- В интервью Владимиру Соловьеву вы рассказывали, что после предыдущих четырех ранений вас ни разу не представили к награде. А в этот раз?
- Нет, до сих пор не имею госнаград.
- Многие возлагают большие надежды на то, что последние политические изменения в США будут способствовать завершению СВО. Что думаете вы по этому поводу?
- Еще в прошлом году мне было непонятно, когда все это закончится. Но сейчас, думаю, где-то к лету вполне возможно, что спецоперация завершится. Я сам надеюсь на это.
- Как думаете, удастся ли еще выстроить отношения двум некогда братским народам?
- Я думал об этом. Мне и образование позволяет подойти к этому вопросу профессионально. На это, возможно, не один десяток лет уйдет. Это как детская обида, которая долго не искореняется. А еще силы извне вновь и вновь будут напоминать о войне с соседом. Так что это тоже будет серьезной проблемой для РФ. Украина очень сильно будет разбита внутри, и земельные споры там будут серьезными. Она сейчас находится в очень сложном экономическом кризисе, по уши в долгах. А как она может расплачиваться с этими кредитами – только отдав территории под собственность каких-либо иностранных компаний. Поэтому нам нужно будет запастись терпением и временем.
