Это надпись на памятнике жертвам Волынской резни в Польше. Но, знаете, каждое 1 сентября уже 19 лет я вспоминаю именно ее.
19 лет – это огромный срок. Особенно для трагедий, которые не то что стараются забыть, но, скажем, их не принято особо масштабно отмечать. Как итог – они тихо, но неуклонно становятся историей для тех, кому в 2004-м было совсем немного лет, или же для тех, кого вообще тогда не было. Примерно, как для меня – Великая Отечественная. С одной лишь разницей, что та война всегда была на слуху. Мы знали о ней если не все, то многое.
С Бесланом не так.
Беслан становится просто одним из многочисленных терактов, случившихся в России. Да, самым крупным, но всего одним из. И лично мне теперь очень трудно, если вообще возможно, говорить о нем с теми, кому меньше 30 лет.
Нет, безусловно, они знают, что тогда произошло. Но как убедительно рассказать о каменных лицах во Дворце культуры в ночь на третье сентября? Или об истошном женском крике во время заявления о трехстах заложниках? А какие слова надо подобрать, чтобы собеседник почувствовал сладковатый запах, о происхождении которого не хочется думать даже сейчас? Или о похоронных процессиях, образовавших очередь на новое кладбище? А об экскаваторах, роющих могилы?
Я не знаю, как это сделать. И вообще сомневаюсь, стоит ли.
Может быть, Беслан останется ноющей раной только для нас. Возможно, это даже будет правильно. Но когда он действительно уйдет в историю – станет возможным его повторение. Так всегда случается, когда самое страшное превращается в нечто невообразимое: оно оказывается ближе, чем можно было представить.
Поэтому каждое Первое сентября я повторяю эти слова:
«Боже, если я забуду о них, забудь и ты обо мне».
